Как говорят современные ученые, для мозга не существует практически никакой принципиальной разницы между переживаниями, которые происходят только в пространстве собственного ума или такими переживаниями, которые обуславливаются внешними стимулами. Ведь, по сути, и те и другие все равно в итоге оказываются в сознании, где обрабатываются. Поэтому является ли ваше переживание фантазией и элементом грезы или итогом какой-то ситуации – не имеет существенного значения, эффект всегда равноценный.
Этот факт обуславливает такую тягу людей к фантазии, к придумыванию различных миров, придумыванию себя и собственной личности, изобретению различных историй, сочинениям и привирательствам. В рассказе Миль пардон, мадам Шукшин описывает именно такую особенность.
Главный герой Бронислав Пупков обожает рассказывать выдуманную историю о том, как чуть не застрелил Гитлера по специальному заданию советской власти в период Второй мировой. В этой истории он не просто герой, но и вершитель судеб, который мог бы завершить войну значительно раньше итогового срока. Конечно, эти истории являются полностью выдумкой и даже являются довольно неприятным фактом, который может создать неудобство для самого Броньки, но он упорно продолжает рассказывать всем такую историю.
Если смотреть поверхностным взглядом, то целью его рассказов может казаться социальный престиж и уважение. Ведь рассказывает он свою историю городским и таким образом может поднять в лице этих людей, так сказать, статус деревни.
Однако, дело совершенно не в том чтобы получить какое-то признание, точнее, оно является только вторичным фактором. В рассказе Броньки сознание его слушателей выступает просто как свободное пространство, где он может развернуть различные подробности собственной истории. Слушатели как бы впускают его, позволяют распоряжаться своим вниманием, которое Бронька и использует для собственных потребностей, он продлевает туда свою фантазию и, создавая совершенно фантастическим мир, получает удовольствие от пребывания там.
Такое утверждение легко подтверждается отдельными элементами из рассказа самого Броньки, который привирая, отмечает такие бытовые подробности, которые были бы ему приятны и составляют сферу интересов простого и недалекого сельского парня: еда из трех блюд, возможность командовать старшим по званию и получать вдоволь спирта, разбавляя его на собственный вкус. Помимо этого Бронька действительно как бы отправляется в путешествие, он полностью переживает все подробности своего рассказа, в том числе и промах по фюреру, после чего вполне искренне грустит, несмотря на понимание фантастичности всего рассказа.
Это, по-моему, очень трогательный рассказ – о человечности у зверей. Все герои очень трогательные. Не милые, а именно трогательные. Например, волчица… Как же её можно назвать милой?
Война – ужасное время, когда каждый человек не властен над своей жизнью. Вокруг все рушится, мир никогда не будет таким, каким был прежде. Это серьезное испытание для каждого жителя государства
«Деревенская проза»: истоки, проблемы, герои.
Герои Шукшина
Цели урока: дать представление о «деревенской» прозе; познакомить с творчеством В. М. Шукшина (обзор).
^ Оборудование урока: портреты писателей; возможно, фрагменты фильма «Калина красная».
Методические приемы:
лекция; аналитическая беседа.
Ход урока
^
I. Чтение и анализ 2-3 сочинений
II. Слово учителя
Произведения, явившиеся этапными в «оттепельное» время, стали импульсом к развитию новых направлений в литературе: «деревенской прозы», «городской», или «интеллектуальной» прозы. Эти названия условны, однако прижились в критике и в читательской среде и сформировали устойчивый круг тем, который разрабатывался писателями в 60-80-е годы.
В центре внимания писателей-«деревенщиков» была послевоенная деревня, нищая и бесправная (колхозники до начала 60-х годов не имели даже собственных паспортов и без специального разрешения не могли покидать «места приписки»). Сами писатели были в основном выходцами из деревни. Сутью же этого направления было возрождение традиционной нравственности. Именно в русле «деревенской прозы» сложились такие большие художники, как Василий Белов, Валентин Распутин, Василий Шукшин, Виктор Астафьев, Федор Абрамов, Борис Можаев. Им близка культура классической русской прозы, они восстанавливают традиции сказовой речи, развивают то, что было сделано еще «крестьянской литературой» 20-х годов. Поэтика «деревенской прозы» была ориентирована на поиск глубинных основ народной жизни, которые должны были заменить дискредитировавшую себя государственную идеологию.
После того как крестьянство получило наконец паспорта и смогло самостоятельно выбирать себе место проживания, начался массовый отток населения, особенно молодого, из сельской местности в города. Оставались полупустые, а то и вовсе обезлюдевшие деревни, где царили вопиющая бесхозяйственность и почти повальное пьянство среди оставшихся жителей. В чем причина таких бед? Ответ на этот вопрос писатели-«деревенщики» видели в последствиях военных лет, когда силы деревни были надорваны, в «лысенковщине», изуродовавшей естественные пути ведения сельского хозяйства. Главная же причина раскрестьянивания проистекала из «Великого перелома» («перелома хребта русского народа», по определению А. И. Солженицына) - насильственной коллективизации. «деревенская проза» дала картину жизни русского крестьянства в ХХ веке, отразив главные события, по влиявшие на его судьбу: октябрьский переворот и гражданскую войну, вое коммунизм и нэп, коллективизацию и голод, колхозное строительство и индустриализацию, военные и послевоенные лишения, всевозможные эксперименты над сельским хозяйством и нынешнюю его деградацию. Она продолжила традицию раскрытия «русского характера», создала ряд типов «простых людей». Это и шукшинские «чудики», и распутинские мудрые старухи и опасные в своем невежестве и вандализме «архаровцы» и многотерпеливый беловский Иван Африканович.
Горький итог «деревенской прозе» подвел Виктор Астафьев: «Мы отпели последний плач - человек пятнадцать нашлось плакальщиков о бывшей деревне. Мы и воспевали ее одновременно. Как говорится, восплакали хорошо, на достойном уровне, достойном нашей истории, нашей деревни, нашего крестьянства. Но это кончилось. Сейчас идут только жалкие подражания книгам, которые были созданы двадцать-тридцать лет назад. Подражают те наивные люди, которые пишут про уже угасшую деревню. Литература теперь должна пробиваться через асфальт».
Один из талантливейших писателей, писавших о людях и проблемах деревни, - Василий Макарович Шукшин (1929-1974). Он из крестьянской семьи, его родина - село Сростки на Алтае. Служил на флоте, работал грузчиком, слесарем, учителем, директором школы. Затем окончил режиссерский факультет ВГИКа. Известен как выдающийся актер, режиссер, сценарист. Как писатель начинал с публикации в 1961 году рассказов в журнале «Октябрь», а через два года вышел первый его сборник - «Сельские жители».
Герои рассказов Шукшина - деревенские люди, сталкивающиеся с городом, или горожане, попадающие в село (часто выходцы из той же деревни). О себе Шукшин говорил, что чувствует себя человеком, «у которого одна нога на берегу, а другая - в лодке». И добавлял: «В этом положении есть свои «плюсы»… От сравнений, от всяческих «оттуда - сюда» и «отсюда - туда» невольно приходят мысли не только о «деревне» и о «городе» - о России».
^
III. Беседа
Какие рассказы В. Шукшина вы читали?
Какие традиции продолжил в своем творчестве Шукшин?
В развитии жанра короткого рассказа В. М. Шукшин был продолжателем традиций А. П. Чехова. Художественной целью изображения цепи комических эпизодов, происходящих с героем, являлось раскрытие его характера. Главными выразительными средствами становились, так же, как в чеховских произведениях, емкая, эмоционально окрашенная деталь и драматизация повествования, создаваемая с помощью сочетания сказовой манеры повествования с использованием живой речи в диалогах. Сюжет построен на воспроизведении кульминационных, «самых жгучих» долгожданных моментов, когда герою предоставляется возможность в полной мере проявить свою «особенность». Новаторство В. М. Шукшина связано с обращением к особому типу - «чудикам» вызывающим неприятие окружающих своим стремлением жить в соответствии с собственными представлениями о добре, красоте, справедливости.
Человек в рассказах Шукшина часто не удовлетворен своей жизнью, он чувствует наступление всеобщей стандартизации, скучной обывательской усредненности и пытается выразить собственную индивидуальность, обычно несколько странными поступками. Таких шукшинских героев называют «чудиками».
Какие «чудики» вам запомнились?
Герой ранних рассказов Шукшина, повествующих о «случаях из жизни», - простой человек, вроде Пашки Холманского («Классный водитель»), странный, добрый, часто непутевый. Автор любуется самобытным человеком из народа, умеющим лихо работать, искренне и простодушно чувствовать.
Со временем образ героя усложняется, и отношение автора к героям несколько меняется - от любования до сопереживания, сомнения, философского размышления. Алеша Бесконвойный отвоевывает себе в колхозе право на нерабочую субботу, чтобы посвятить ее бане. Только в этот «банный» день он может принадлежать себе, может наедине с собой предаваться воспоминаниям, размышлениям, мечтам. Герой обладает способностью замечать красоту жизни в самых, казалось бы, незначительных ее проявлениях. Сам процесс постижения бытия составляет главную радость Алеши: «Вот за что и любил Алеша субботу: в субботу он так много размышлял, вспоминал, думал, как ни в какой другой день».
Один из героев Шукшина, «упорный», изобретает на досуге вечный двигатель, другой герой на сбереженные, сэкономленные деньги покупает микроскоп и мечтает придумать средство против микробов, не которые герои философствуют, пытаясь переплюнуть, «срезать «городских». Желание «срезать» обхамить, унизить человека, чтобы возвыситься над ним («Срезал») - последствие неутоленного самолюбия, невежества, имеющего странные последствия. Часто деревенские жители больше не видят смысла своего существования в работе на земле, как их предки, и либо уезжают в города, либо занимаются изобретением «вечных двигателей», писанием «рассказов» («Раскас»), либо, вернувшись после «отсидки», не знают, как теперь жить на воле.
Это не «чудаки», далекие от реальности, живущие в идеальном мире, а именно «чудики», живущие в реальности, но стремящиеся к идеальному и не знающие, где его искать, куда девать накопившуюся в душе силу.
О чем думают, размышляют шукшинские герои?
(Героев Шукшина занимают главные вопросы: Для чего, спрашивается, мне жизнь была дадена? («Одни»), «Зачем дана была эта непосильная красота»? («Земляки»), «Что в ней за тайна, надо ее жалеть, например, или можно помирать спокойно - ничего тут такого особенно го не осталось?» («Алеша Бесконвойный»). Часто герои находятся в со стоянии внутреннего распада: «Ну и что? - сердито думал Максим. - Так же было сто лет назад. Что нового-то? И всегда так будет... А зачем?» («Верую!»). Душа переполняется тревогой, болит оттого, что живо чувствует все вокруг, салится найти ответ. Матвей Рязанцев («Думы») называет это состояние «хворью», но хворью «желанной» - «без нее чего-то не хватает».)
^
IV. Слово учителя
Шукшин всегда с огромной любовью, нежностью, благодарностью и в то же время с чувством какой-то вины пишет о Матери. Вспомним сцену свидания Егора Прокудина с матерью.
Смотрим кадры фильма «Калина красная», комментируем их. Отмечаем, что играет мать Егора Прокудина не профессиональная актриса, а простая деревенская женщина.
Почему режиссер принял такое решение - утвердить на роль матери непрофессиональную актрису?
^
V. Анализ рассказа «Чудик»
Каким мы видим главного героя рассказа?
(Герой рассказа, названием которого стало его прозвище («Жена называла его «Чудик». «Иногда ласково»), выделяется из своей среды. Прежде всего, «с ним постоянно что-нибудь случалось», он «то и дело влипал в какие-нибудь истории». Это не были общественно значимые поступки или авантюрные приключения. «Чудик» страдал от мелких происшествий, вызванных его собственными оплошностями.)
Приведите примеры таких происшествий и оплошностей.
(Собираясь на Урал навестить семью брата, выронил деньги («... пятьдесят рублей, полмесяца работать надо») и, решив, что «хозяина бумажки нет», «легко, весело» пошутил для «этих в очереди»: «Хорошо живете, граждане!.. У нас, например, такими бумажками не швыряются». После этого он не смог «пересалить себя», чтобы забрать «проклятую бумажку».
Желая «приятное сделать» невзлюбившей его снохе, Чудик разрисовал коляску маленького племянника так, что ее стало «не узнать». Она, не поняв «народного творчества», «расшумелась» так, что ему пришлось уехать домой. Помимо этого, с героем случаются и другие недоразумения (рассказ о «грубом, бестактном» поведении «пьяного дурака» из деревни за рекой, которому не поверил «интеллигентный товарищ»; поиск искусственной челюсти «лысого читателя» газеты в самолете, отчего у того даже лысина побагровела, попытка послать жене телеграмму, которую «строгой, сухой» телеграфистке пришлось полностью исправить), выявляющие несоответствие его представлений привычной логике.)
Как реагируют на его «выходки» окружающие? Как он сам воспринимает их?
(Его стремление сделать жизнь «повеселее» наталкивается на непонимание окружающих. Иногда он «догадывается», что исход будет таким как в истории со снохой. Зачастую «теряется», как в случае с соседом в самолете или с «интеллигентным товарищем» в поезде. Чудик повторяет слова «женщины с крашеными губами», которой «поддакивал» мужчина в шляпе из районного города, но у него она почему-то выходят неубедительными. Его недовольство всегда обращается на самого себя («Он не хотел этого, страдал...», «Чудик, убитый своим ничтожеством...», «Да почему же я такой есть-то?»), а не на жизнь, которую он не в силах переделать («Он совсем не умел острить...», «...запел дрожащим голосом...», «...поскользнулся, чуть не упал»).
Есть ли основание для позиции чудика?
(Все эти черты не имеют мотивировки, они присущи герою изначально, обусловливая своеобразие его личности. Напротив, профессия отражает внутреннее стремление вырваться из реальности («Он работал киномехаником в селе»), а мечты произвольны и несбыточны («Горы облаков внизу... упасть в них, в облака, как в вату», «Обожал сыщиков и собак. В детстве мечтал быть шпионом»).
Что означает «чудик»? Какие однокоренные слова можно привести?
(В прозвище героя выявляется не только его чудачество но и желание чуда. В этой связи заостряется характеристика действительности как тусклой, злой, обыденной жизни («...сноха... спросила зло…», «...опять спросила Софья Ивановна совсем зло, нервно...», «Не понимаю; зачем они стали злые?»)
Каково соотношение внешнего и внутреннего мира героя?
(В соотношении с внешним миром выстраивается ряд антитез, в которых на стороне героя (в противоположность досадным происшествиям, от которых «горько», «больно», «страшно») оказываются признаки чистой, простодушной, творческой натуры «сельского жителя». «За живое» Чудика задевают сомнения в том, что «в деревне-то люди лучше, незанозистее», а «один воздух чего стоит!.. до того свежий да запашистый, травами разными пахнет, цветами разными...», что там «теплая... земля» и свобода, от которой его «дрожащий», «тихий» голос звучит громко».)
Почему имя главного героя мы узнаем только в конце рассказа?
(Обрисовка индивидуальности героя сочетается с авторским стремлением к обобщению: его прозвище не случайно (имя и возраст называются напоследок как незначительная характеристика: «...Звали его - Василий Егорыч Князев. Было ему тридцать девять лет от роду»): в нем выражено своеобразие народных представлений о личности. «Чудик» - вариация «дурацкой» сущности национальной натуры, созданная с использованием комических элементов.)
Прототипом каких героев русской литературы является «Чудик»?
(Помимо Ивана-дурака русских сказок, реминисцентным фоном для создания образа является Платон Каратаев Л. Н. Толстого (роман «Война и мир»). О нем напоминают такие признаки героя рассказа, как «круглые глаза», «круглое мясистое лицо» (у Каратаева «...голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки... были круглые; приятная улыбка и... глаза были круглые» - т. IV, ч. 1, гл. ХIII), а также потребность быть «поласковей» с миром («выражение ласки и простоты» растрогало Пьера Безухова в первых же словах, услышанных им от Каратаева, -т. IV, ч. 1, гл. ХII). Это сходство высвечивает в герое Шукшина черты личности, наивно и безуспешно пытающейся восстановить лад, гармонию, согласие между людьми («Когда его ненавидели, ему было очень больно. И страшно. Казалось: ну, теперь все, зачем же жить?»). Подобно Каратаеву, он становится «олицетворением всего русского, доброго и круглого» (т. IV, ч. 1, гл. ХIII), воплощением неизменно повторяющегося в национальной истории типа чудака и фантазера, несущего в себе искру добра и радости жизни.)
^
VI. Анализ рассказа «Миль пардон, мадам!» (1968)
Каков жанр этого рассказа?
(По жанру это рассказ в рассказе.)
Каков главный герой рассказа?
(Характер главного героя полон несоответствий. Даже его имя Бронислав, «с похмелья» придуманное местным попом, противоречит простой русской фамилии Пупков. Потомок казаков, что «крепость Бий-Катунск рубили», он, и «крепкий», и «ладно скроенный мужик», «стрелок... редкий», но эти качества не находят применения в жизни. На войне ему не пришлось проявить их в сражениях, так как он «на фронте санитаром был».)
Как проявляются качества героя в жизни? Как к ним относятся окружающие?
(В обыденной реальности необыкновенная натура героя сказывается в том, что он «много скандалил», дрался «нешуточно», «носился по деревне на своем оглушительном мотопеде» и пропадал с «городскими» в тайге - был «мастак по этим делам», «охотник... умный и удачливый». На взгляд окружающих, эти противоречия «странные», дурацкие, смешные («Как в армии перекличка, так - смех», «Смеются, в глаза смеются...», «Ведь тебя, дурака беспалого, засудят когда-нибудь!»). Сам он тоже обычно «хохмит», «скоморошничает» перед людьми, да и в душе «зла ни на кого не таит», живет легко».)
Как выявляется внутренняя трагедия героя?
(Невидная в этом «голубоглазом, улыбчивом» мужике внутренняя «трагедия» становится очевидной только из его собственного рассказа, своеобразной исповеди, в которой желаемое выдается за действительно бывшее.)
О чем рассказ Пупкова и как его воспринимают слушатели?
(Рассказ Бронислава Пупкова - явная выдумка, что очевидно и для односельчан («Его… несколько раз вызывали в сельсовет, совестили, грозили принять меры...»), и для случайных слушателей («Вы серьезно?.. Да ну, ерунда какая-то...»). Да и сам он, в очередной раз «под банкой» рассказав придуманную им историю, после этого «тяжело переживал, страдал, злился», чувствовал себя «виноватым». Но каждый раз это становилось «праздником», событием, которого он «ждал с великим нетерпением», от чего «с утра сладко ныло под сердцем».
Случай, о котором повествует Бронька Пупков (покушение на Гитлера, где он играл главную роль), подтвержден достоверными подробностями (встреча с генерал-майором в палате «лазарета», куда герой «принес одного тяжелого лейтенанта»; «подписка» о неразглашении сведений о «спецвыучке»), психологической конкретикой (ненависть к «лисьей мордочке» Гитлера; ответственность за «далекую Родину»; волнение, как «с медведем нос к носу»; отчаяние, что не смог отомстить «За наши раны! За кровь советских людей!.. За разрушенные города и села! За слезы... жен и матерей!..»).
Каковы фантастические детали и на кого из персонажей литературы ХIХ века похож герой?
(«Два ординарца», «один - в звании старшины»; «житуха» на «спецвыучке» со спиртом и «портвейным»; обращение к Гитлеру «на чистом немецком языке»; чудесное спасение из «бункера»), что напоминает вранье Хлестакова - героя «Ревизора» Н. В. Гоголя (1836).)
Какие сходства и различия этих героев вы могли бы выделить?
(Подобно гоголевскому герою, Бронька живет в стране, где «департаментом управлять» («Ревизор», д. III, явл. 6) или выполнять «очень ответственное задание» может любой. Все зависит не от личных качеств, а от случая и отношения власть предержащих («Партия и правительство» поручают «вручить очень важные документы самому Гитлеру» сибирскому мужику, у которого «насчет классов... не густо», только потому, что он «похож… как две капли воды» на немецкого «гада», которого знают... в лицо» в немецком штабе). Но между двумя литературными персонажами есть и коренное различие. Если Хлестаков - «вертопрах», «сосулька, тряпка» («Ревизор», д. V, явл. 8), то Бронислав Пупков - несостоявшийся герой, которому судьба не предоставила возможности проявить себя. Ему приходится придумывать свою жизнь, чтобы представить ее имеющей смысл и значение.)
Опишите чувства, испытываемые Бронькой походу рассказа.
(От одной мысли о возможности сделать что-то «важное» Бронька испытывает целую гамму «исключительных» чувств (он «предается воспоминаниям с таким сладострастием, с таким затаенным азартом...»; «Глаза у Броньки сухо горят, как угольки, поблескивают»; «Сердце вот тут... горлом лезет»; «...готов заплакать, завыть, рвануть на груди рубаху», «...долго молча плачет, оскалился, скрипит здоровыми зубами, мотает безутешно головой»). Меняется его внешность («..он красив и нервен»), речь (в его рассказе происходит эволюция от отдельных реплик к монологу, от просторечий к патетическим возгласам, от «негромких» высказываний к такому крику, что «всем становится не по себе»). Он преображается, почувствовав себя участником «истории».)
С какой целью, на ваш взгляд, Бронька снова и снова рассказывает свою небылицу?
(Сочиненная им небылица - это «искажение» реальности. В действительности у него, потомка сибирских казаков, ставшего не героем, а жертвой истории, жалкая участь: пьянство, драки, ругань «некрасивой, толстогубой» жены, проработки в сельсовете, «странные» улыбки односельчан по поводу его фантазий. И все же «торжественный», «самый жгучий» момент рассказа про «покушение» наступает снова, и на несколько минут он погружается в «желанную» атмосферу подвига, «дел», а не «делишек». Тогда и его обычное присловье, ставшее названием рассказа («Миль пардон, мадам!»), обретает иной смысл, заключая в себе иронию по отношению к обыденности, которой оказывается не под силу изменить внутреннее содержание личности.)
^
Домашнее задание
Урок 49 (110). Взаимоотношения человека и природы
в повествовании в рассказах В. Астафьева «Царь-рыба»
^ Цели урока: показать нравственные идеалы писателя; раскрыть философский смысл цикла «Царь-рыба».
Оборудование урока: портрет В. П. Астафьева.
Методические приемы:
аналитическая беседа, доклад ученика.
Ход урока
^
Виктор Петрович Астафьев (1924-2002) ушел из жизни совсем недавно. Таких людей, как он, называют совестью нации. Восприимчивость и чуткость к людям, ярость при встрече со злом, предельная честность и способность по-новому видеть мир, жесткая требовательность прежде всего к самому себе и сентиментальность - лишь некоторые черты его неординарной личности.
^
II. Реализация индивидуального домашнего задания
Слушаем доклад-сообщение ученика по биографии В. П. Астафьева.
III. Слово учителя
Критик А. Ланщиков писал о том, что для поколения Астафьева «характерно было то, что этому поколению в юности пришлось пережить два потрясения: потрясение войной в тылу и потрясение войной на войне». Об этом, например, повесть «Пастух и пастушка», о которой мы говорили во время изучения темы «Литература о войне». К теме войны Астафьев обращался постоянно, она не отпускала писателя до самой его смерти. Его интересовала не столько война, сколько то, как она действует на человека, как влияет на его судьбу и характер. Судьба и характер «простого человека» - главная и постоянная тема произведений Астафьева. «Простую жизнь» он показывает без прикрас. При этом он создает многоцветную, широкую панораму жизни народа из множества сюжетов и массы персонажей.
В «повествовании в рассказах» «Царь-рыба» (1976) Астафьев говорит о необходимости, безотлагательности «возвращения к природе». Связь человека и природы интересует автора в нравственно-философском аспекте. Вопросы экологии становятся предметом философского рассуждения о биологическом и духовном выживании людей. Отношение к природе выступает в качестве проверки духовной состоятельности личности.
^
IV. Аналитическая беседа
Как и чем соединяются в единое целое части цикла «Царь-рыба»?
Кто противостоит природе, кого ей надо опасаться?
Какую роль играет композиция рассказов, построение произведения?
Каково значение лирических зарисовок?
^
V. Вопросы и задания
(частично могут выполняться индивидуально в работе по карточкам)
1. Перечитайте внимательно эпиграфы, которыми предваряется «Царь-рыба
Как эти эпиграфы связаны между собой?
Какую авторскую позицию они выражают? Нет ли уже в эпиграфах своеобразного предуведомления читателя о характере содержания произведения? Если да, то в чем это предуведомление заключается?
2. Виктор Астафьев признавался: «Начал с главы «Капля», а она потянула на философское осмысление всего материала, повела за собой остальные главы. Друзья подбивали меня назвать «Царь-рыбу» романом. Отдельные куски, напечатанные в периодике, были обозначены как главы из романа, но я сознательно отказался от этого определения... Если бы я писал роман, я бы писал по-другому».
В чем заключается «философское осмысление» материала в главе «Капля», а также в других главах «Царь-рыбы»?
Как определяет Астафьев жанр «Царь-рыбы»? Какие возможности, по сравнению с романом, такой жанр открывает писателю? Что сближает «Царь-рыбу» с романом и чем она от него отличается?
3. Размышляя о предполагавшейся романной форме «Царь-рыбы», Виктор Астафьев замечает: «Возможно, композиционно книга была бы стройнее, но мне пришлось бы отказаться от самого дорогого, от того, что принято называть публицистичностью, от свободных выступлений, которые в такой форме повествования вроде бы и не выглядят отступлениями».
Что отличает композицию «Царь-рыбы»? Почему в ней нет особой стройности?
В чем заключается публицистичность астафьевского повествования в рассказах? Какие «свободные выступления» вы отмети ли в нем? Какова их роль в «Царь-рыбе»?
4. Литературовед Н. А. Молчанова утверждает, что «в повести «Царь-рыба» с особой силой и выразительностью проявился астафьевский дар рассказчика, «проговаривающего» свои сочинения, дар исконно русский, национальный, определяющий специфик классического русского рассказа».
В чем своеобразие астафьевского дара рассказчика?
Какие возможности открывает перед читателем «проговаривание» своих сочинений?
В чем заключается специфика классического русского рассказа, если судить по «Царь-рыбе»?
5. Т. М. Вахитова пишет о «Царь-рыбе»: «В тесном соседстве оказываются жанровые сцены с сочным народным юмором и гротеском, грустные воспоминания, поэтические впечатления, размышления о судьбе мира и человечества; этот разнородный материал в сюжетном плане объединен образом рассказчика, в стилистическом - авторской интонацией».
Найдите в «Царь-рыбе» примеры «тесного соседства» юмора и грустных воспоминаний, гротеска и поэтических впечатлений, размышлений о судьбе мира и человечества. О каком отношении к действительности и возможностям ее отражения в литературе свидетельствует такое соседство?
Действительно ли самый разнородный материал астафьевской повести объединен не только образом рассказчика, но и «авторской интонацией»? Какова авторская стилистика в «Царь-рыбе»?
6. Писатель Г. Горышин утверждает: «“Царь-рыба” - это произведение, возникшее из непосредственной потребности выговориться - о самом главном для автора, наболевшем. Выговориться без обиняков, без оглядки на какие-либо пределы и рамки жанра. Он написал не роман, не повесть; повесть трансформировалась в повествование. Автору необходимо было рассказать обо всем том, что составило содержание «Царь-рыбы», поэтому он полностью доверился своему дару рассказчика-импровизатора».
Есть ли в астафьвском повествовании особенности, позволяющие говорить о нем как о рассказчике-импровизаторе? Какие главы «Царь-рыбы» выразительно свидетельствуют об импровизационном характере астафьевского повествования?
7. В. Курбатов считает, что важную для него проблему Виктор Астафьев продолжает «Царь-рыбой», широким многоголосым «повествованием в рассказах», как он определяет свой, можно уверенно сказать, любимый жанр. Двухчастная эта книга не из-за величины поделена надвое. Здесь мысль преображена, тема проигрывается на других инструментах и бесконечно углублена самим ходом повествования, в его процессе.
Изначально эта тема проста...»
Согласны ли вы с тем, что «эта книга не из-за величины поделена надвое». Каковы причины двухчастного строения Книги?
Какая тема является главной в «Царь-рыбе»? «Проста» ли эта тема? Почему?
8. М. С. Кургинян считает, что для Виктора Астафьева в «Царь-рыбе» «особенно характерна интерпретация памяти как основы человеческого общения, которое, в свою очередь, строится на присущем человеку чувстве личного и общего прошлого».
Является ли в «Царь-рыбе» память средством, основой человеческого общения? В чем проявляется эта функция памяти?
Выделяется ли в повести личное и общее прошлое? Чем представлено и то и другое?
9. Л. Якименко отмечал: «Книга Астафьева удивительно тонка в деталях, в ней метко схвачены характеры, достоверно даны факты. Читая ее, не можешь не оценить свободу и ясность авторской мысли, мягкую иронию, которая помогает объективно исследовать предмет».
Какие особенно яркие, тонкие детали вы можете отметить?
Справедливо ли утверждение, что для «Царь-рыбы» характерны метко схваченные характеры? Каких героев можно выделить как особо ярких, запоминающихся?
Какой предмет стремится объективно исследовать писатель в «Царь-рыбе»? Как проявляется в этом исследовании «свобода и ясность авторской мысли», а также мягкая ирония?
10. Литературовед А. И. Хватов заметил, что в «повести «Царь-рыба» многочисленна и художественно действенна взаимосвязь образов Акима и Гоги Герцева. Это два типа современного молодого человека, соотнесенность которых рельефно очерчивает позицию автора».
Какая взаимосвязь существует между двумя героями «Царь-рыбы»? В чем проявляется ее «многочисленность
Насколько справедлива мысль ученого о том, что соотнесенность Гоги Герцева и Акима «рельефно очерчивает позицию автора»? Какой представляется вам эта позиция?
11. Литературовед С. Ломидзе заметила: «Аким вышел как живой, но тем видней, что он не «якорь жизни»: и сам за жизнь тол ком не зацепился и неизвестно, зацепится ли когда-нибудь. В характере этом - глубина, которую я лично не возьмусь мерить...»
Какие основания были у ученого, чтобы утверждать, что «Аким вышел как живой»?
Как вы понимаете утверждение ученого о том, что Аким не «якорь жизни»? Выразите свое отношение к этому.
В чем глубина этого характера в его роль в содержании повести?
12. В связи с обширной цитатой из Екклезиаста в финале «Царь-рыбы» исследователь Л. Ф. Ершов замечает, что «из библейского текста вычитываетея актуальный смысл, достигается та «масштабность и универсальность» выводов, что присущи именно философскому жанру...»
Какой «актуальный смысл» ясен из библейского текста? Как библейский смысл сочетается с рассказанным в «Царь-рыбе»?
Согласны ли вы с тем, что благодаря библейскому тексту выводы «Царь-рыбы» приобретают «масштабность и универсальность». В чем, заключаются приобретение «масштабности и универсальности» выводов «Царь-рыбы»?
13. «Астафьев спорит с Екклезиастом, выступая против его проповеди фатализма. Истинный прогресс состоит в том, чтобы механизация не опережала процесс гуманизации, бездуховность не теснила устои нравственности, а милосердие распространялось бы на живую и неживую природу. Такой вывод прочитывается в контексте произведения Астафьева, извлекается в результате сопоставления финала и предшествующего повествования» (Л. Ф. Ершов).
Справедлива ли мысль ученого о том, что «Астафьев спорит с Екклезиастом, выступая против его проповеди фатализма»?
Приводит ли сопоставление «финала и предшествующего повествования» к выводу о необходимости распространения милосердия «на живую и неживую природу»?
14. Валентин Распутин писал: «Огромный и неспокойный талант Виктора Астафьева - это талант действия и убеждения, нескончаемых хлопот по обретению человеком своей лучшей сути. Он не может мириться с заржавевшей правдой бытия, говорящей, что всегда и во все времена был и добро и зло, поровну того и другого. Он против зла в любых долях. Однако литература - это не «шприцевание», а только его предложение и доказательство. Чтобы оно стало частью человека, необходимо потрудиться и ему, человеку».
Что означает мысль писателя о том, что «талант Виктора Астафьева - это талант действия в убеждения»? Как этот талант проявляется в «Царь-рыбе»?
Как выражена в произведениях Астафьева мысль о том, что он «против зла в любых долях», но при этом не понимает литературу как «шприцевание добра, а только как «его предложение и доказательство»?
^
VI. Заключительное слово учителя
Кончается «Царь-рыба» трагическим вопросом автора: «Так что же я ищу, отчего я мучаюсь, почему, зачем? - нет мне ответа».
В этих вопросах - боль за всю землю, боль за человека, так неразумно отдалившего себя от природы. И надежда на восстановление гармонии между матерью природой и ее порождением - человеком.
^
Домашнее задание
Вариант урока 49 (110). Человек и природа
в «Царь-рыбе» В. Астафьева 1
^ Цели урока: закрепление навыков работы со словарями; раскрыть философский подтекст повествования В. Астафьева; показать истоки и текущее состояние напряженных поблеем взаимоотношения чело века и природы, а также их отражение в книге Астафьева.
^ Оборудование урока: портрет В. Астафьева, современные пейзажи, словари.
Предварительное задание:
подготовка индивидуального сообщения «Картины природы в книгах В. Астафьева».
Ход урока
^ I. Вступительное слово учителя
Материал, легший в основу «Царь-рыбы» - неотстоявшийся и кипит всевозможными страстями. А в самом повествовании на авансцену выходит автор. Он делится с читателем своими мыслями по поводу каждого случая, уходит в отвлеченные философские рассуждения, замечает, комментирует, негодует. Такие «перебивы», отсутствие обще го героя, единого сюжетного стержня способствовали созданию такого произведения, где форма воплощения общего художественного замысла сведена до уровня отдельного эпизода. Объектом авторского внимания, как во всех публицистических произведениях, становится не главный герой, а факты. Астафьев раскрывает и анализирует тему повествования, а вместе с этим выражает свое беспокойство в тревогу за нравственность своего современника.
Вместе с тем Астафьев говорил: «Плохих людей писать не умею. Получается нежизненно, карикатурно». Однако в «Царь-рыбе» пришлось представлять целый ряд действующих лиц, оказавшихся пародийными, нежизнеспособными как герои (Гога Гердев, все «командированные»). В характерах же своих ожесточившихся земляков - Грохоталы, Командора, Игнатьича писатель стремится за их внешней браконьерской стороной рассмотреть более существенное, глубинное.
Темы «природа» и «детство» становятся одними из ведущих в «Царь-рыбе». Он и в тех или иных образах, мотивах, вариациях входят в структуру практически всех положительных астафьевских персонажей. Глава «Уха на Боганиде» посвящена им полностью. Аким, его мать в этой системе ценностей - фигуры ключевые. Им выделяются роли «неучастников» социума, к цивилизованным приобретениям которого писатель относится довольно негативно. Поэтому много в них социальной пассивности, терпения, всепрощения, молчаливого согласия. Они живут по своим «природным» законам. И только за пределами оседлости человеческого биоценоза они чувствуют себя свободными и полноценными.
^
II. Словарная работа
Работа с толковыми словарями В. Даля и современного русского языка, выяснение значения слов «человек», «природа».
Задание.
Сопоставить словарные статьи, сделать выводы.
Результатом должна стать запись в тетради: «Человек - часть природы, человек и природа - единое целое».
^
III. Обмен читательскими впечатлениями
Это возвратит учащихся к переживаниям, испытанным при чтении книги или отдельных ее глав, активизирует личностный подход к произведению, настроит на разговор о нем.
Книга «Царь-рыба» оказалась возмутителем литературного спокойствия: вокруг нее завязались дискуссии на страницах журналов и газет, выступали не только критики-профессионалы, но в читатели самых разных профессий, а среди последних с особенной страстностью - специалисты по охране природы. «Царь-рыба» угодила в самое больное место проблемы «Человек и природа».
Что же вас взволновало, когда вы читали книгу?
Встречались ли вы с такими героями как Аким ранее?
Охарактеризуйте ваши впечатления от героев?
Каково описание природы в повествовании? Понравилось ли она вам?
Что вы думаете по поводу охраны природы?
^
IV. Анализ рассказа «Уха на Боганиде»
Василий Шукшин
Миль пардон, мадам!
Когда городские приезжают в эти края поохотиться и спрашивают в деревне, кто бы мог походить с ними, показать места, им говорят:
– А вон Бронька Пупков… он у нас мастак по этим делам. С ним не соскучитесь. – И как-то странно улыбаются.
Бронька (Бронислав) Пупков, еще крепкий, ладно скроенный мужик, голубоглазый, улыбчивый, легкий на ногу и на слово. Ему за пятьдесят, он был на фронте, но покалеченная правая рука – отстрелено два пальца – не с фронта: парнем еще был на охоте, захотел пить (зимнее время), начал долбить прикладом лед у берега. Ружье держал за ствол, два пальца закрывали дуло. Затвор берданки был на предохранителе, сорвался – и один палец отлетел напрочь, другой болтался на коже. Бронька сам оторвал его. Оба пальца – указательный и средний – принес и схоронил в огороде. И даже сказал такие слова:
– Дорогие мои пальчики, спите спокойно до светлого утра.
Хотел крест поставить, отец не дал.
Бронька много скандалил на своем веку, дрался, его часто и нешуточно бивали, он отлеживался, вставал и опять носился по деревне на своем оглушительном мотопеде ("педике") – зла ни на кого не таил. Легко жил.
Бронька ждал городских охотников, как праздника. И когда они приходили, он был готов – хоть на неделю, хоть на месяц. Места здешние он знал как свои восемь пальцев, охотник был умный и удачливый.
Городские не скупились на водку, иногда давали деньжат, а если не давали, то и так ничего.
– На сколь? – деловито спрашивал Бронька.
– Дня на три.
– Все будет как в аптеке. Отдохнете, успокоите нервы.
Ходили дня по три, по четыре, по неделе. Было хорошо. Городские люди – уважительные, с ними не манило подраться, даже когда выпивали. Он любил рассказывать им всякие охотничьи истории.
В самый последний день, когда справляли отвальную, Бронька приступал к главному своему рассказу.
Этого дня он тоже ждал с великим нетерпением, изо всех сил крепился… И когда он наступал, желанный, с утра сладко ныло под сердцем, и Бронька торжественно молчал.
– Что это с вами? – спрашивали.
– Так, – отвечал он. – Где будем отвальную соображать? На бережку?
– Можно на бережку.
…Ближе к вечеру выбирали уютное местечко на берегу красивой стремительной реки, раскладывали костерок. Пока варилась щерба из чебачков, пропускали по первой, беседовали.
Бронька, опрокинув два алюминиевых стаканчика, закуривал…
– На фронте приходилось бывать? – интересовался он как бы между прочим. Люди старше сорока почти все были на фронте, но он спрашивал и молодых: ему надо было начинать рассказ.
– Это с фронта у вас? – в свою очередь, спрашивали его, имея в виду раненую руку.
– Нет. Я на фронте санитаром был. Да… Дела-делишки… – Бронька долго молчал. – Насчет покушения на Гитлера не слышали?
– Слышали.
– Не про то. Это когда его свои же генералы хотели кокнуть?
– Нет. Про другое.
– А какое еще? Разве еще было?
– Было. – Бронька подставлял свой алюминиевый стаканчик под бутылку. – Прошу плеснуть. – Выпивал. – Было, дорогие товарищи, было. Кха! Вот настолько пуля от головы прошла. – Бронька показывал кончик мизинца.
– Когда это было?
– Двадцать пятого июля тыща девятьсот сорок третьего года. – Бронька опять надолго задумался, точно вспоминал свое собственное, далекое и дорогое.
– А кто стрелял?
Бронька не слышал вопроса, курил, смотрел на огонь.
– Где покушение-то было?
Бронька молчал.
Люди удивленно переглядывались.
– Я стрелял, – вдруг говорил он. Говорил негромко, еще некоторое время смотрел на огонь, потом поднимал глаза… И смотрел, точно хотел сказать: "Удивительно? Мне самому удивительно". И как-то грустно усмехался.
Обычно долго молчали, глядели на Броньку. Он курил, подкидывал палочкой отскочившие угольки в костер… Вот этот-то момент и есть самый жгучий. Точно стакан чистейшего спирта пошел гулять в крови.
– Вы серьезно?
– А как вы думаете? Что, я не знаю, что бывает за искажение истории? Знаю. Знаю, дорогие товарищи.
– Да ну, ерунда какая-то…
– Где стреляли-то? Как?
– Из браунинга. Вот так: нажал пальчиком – и пук! – Бронька смотрел серьезно и грустно – что люди такие недоверчивые. Он же уже не хохмил, не скоморошничал.
Недоверчивые люди терялись.
– А почему об этом никто не знает?
– Пройдет еще сто лет, и тогда много будет покрыто мраком. Поняли? А то вы не знаете… В этом-то вся трагедия, что много героев остаются под сукном.
– Это что-то смахивает на…
– Погоди. Как это было?
Бронька знал, что все равно захотят послушать.
– Разболтаете ведь? Опять замешательство.
– Не разболтаем…
– Честное партийное?
– Да не разболтаем! Рассказывайте.
– Нет, честное партийное? А то у нас в деревне народ знаете какой… Пойдут трепать языком.
– Да все будет в порядке! – Людям уже не терпелось послушать. – Рассказывайте.
– Прошу плеснуть. – Бронька опять подставлял стаканчик.
Он выглядел совершенно трезвым.
– Было это, как я уже сказал, двадцать пятого июля сорок третьего года. Кха! Мы наступали. Когда наступают, санитарам больше работы. Я в тот день приволок в лазарет человек двенадцать– Принес одного тяжелого лейтенанта, положил в палату… А в палате был какой-то генерал. Генерал-майор. Рана у него была небольшая – в ногу задело, выше колена. Ему как раз перевязку делали. Увидел меня тот генерал и говорит: "Погоди-ка, санитар, не уходи". Ну, думаю, куда-нибудь надо ехать, хочет, чтоб я его поддерживал. Жду. С генералами жизнь намного интересней: сразу вся обстановка как на ладони.
Люди внимательно слушают. Постреливает, попыхивает веселый огонек; сумерки крадутся из леса, наползают на воду, но середина реки, самая быстрина, еще блестит, сверкает, точно огромная длинная рыбина несется серединой реки, играя в сумраке серебристым телом своим.
– Ну, перевязали генерала… Доктор ему: "Вам надо полежать!" – "Да пошел ты!" – отвечает генерал. Это мы докторов-то тогда боялись, а генералы-то их не очень. Сели мы с генералом в машину, едем куда-то. Генерал меня расспрашивает: откуда я родом? Где работал? Сколько классов образования? Я подробно все объясняю: родом оттуда-то (я здесь родился), работал, мол, в колхозе, но больше охотничал. "Это хорошо, – говорит генерал. – Стреляешь метко?" Да, говорю, чтоб зря не трепаться: на пятьдесят шагов свечку из винта погашу. А вот насчет классов, мол, не густо: отец сызмальства начал по тайге с собой таскать. Ну ничего, говорит, там высшего образования не потребуется. А вот если, говорит, ты нам погасишь одну зловредную свечку, которая раздула мировой пожар, то Родина тебя не забудет. Тонкий намек на толстые обстоятельства. Поняли?.. Но я пока не догадываюсь.
Приезжаем в большую землянку. Генерал всех выгнал, а сам все меня расспрашивает. За границей, спрашивает, никого родных нету? Откуда, мол! Вековечные сибирские. Мы от казаков происходим, которые тут недалеко Бий-Катунск рубили, крепость. Это еще при царе Петре было. Оттуда мы и пошли, почесть вся деревня…
"Откуда у вас такое имя – Бронислав?"
"Поп с похмелья придумал. Я его, мерина гривастого, разок стукнул за это, когда сопровождал в ГПУ в тридцать третьем году…"
"Где это? Куда сопровождали?"
"А в город. Мы его взяли, а вести некому. Давай, говорят, Бронька, у тебя на него зуб – веди".
"А почему, хорошее ведь имя?"
"К такому имю надо фамилию подходящую. А я – Бронислав Пупков. Как в армии перекличка, так – смех. А вон у нас Ванька Пупков – хоть бы што".
– Генерал расспрашивает…
– Да. Ну расспросил все, потом говорит: "Партия и правительство поручают" вам, товарищ Пупков, очень ответственное задание. Сюда, на передовую, приехал инкогнито Гитлер. У нас есть шанс хлопнуть его. Мы, говорит, взяли одного гада, который был послан к нам со специальным заданием. Задание-то он выполнил, но сам влопался. А должен был здесь перейти линию фронта и вручить очень важные документы самому Гитлеру. Лично. А Гитлер и вся его шантрапа знают того человека в лицо".
– А при чем тут вы?
– Кто с перебивом, тому – с перевивом. Прошу плеснуть. Кха! Поясняю: я похож на того гада как две капли воды. Ну и начинается житуха, братцы мои! – Бронька предается воспоминаниям с таким сладострастием, с таким затаенным азартом, что слушатели тоже невольно испытывают приятное, исключительное чувство. Улыбаются. Налаживается некий тихий восторг. – Поместили меня в отдельной комнате тут же при госпитале, приставили двух ординарцев… Один – в звании старшины, а я – рядовой. "Ну-ка, говорю, товарищ старшина, подай-ка мне сапоги". Подает. Приказ – ничего не сделаешь, слушается. А меня тем временем готовят. Я прохожу выучку…
– Спецвыучку. Об этом я пока не могу распространяться, подписку давал. По истечении пятьдесят лет – можно. Прошло только… – Бронька шевелил губами – считал. – Прошло двадцать пять. Но это само собой. Житуха продолжается! Утром поднимаюсь – завтрак: на первое, на второе, третье. Ординарец принесет какого-нибудь вшивого портвейного, я его кэк шугану!.. Он несет спирт – его в госпитале навалом. Сам беру разбавляю как хочу, а портвейный – ему. Так проходит неделя. Думаю, сколько же это будет продолжаться? Ну, вызывает наконец генерал: "Как, товарищ Пупков?" Готов, говорю, к выполнению задания! Давай, говорит. С богом, говорит. Ждем тебя оттуда Героем Советского Союза. Только не промахнись! Я говорю: если я промахнусь, я буду последний предатель и враг народа! Или, говорю, лягу рядом с Гитлером, или вы выручите Героя Советского Союза Пупкова Бронислава Ивановича. А дело в том, что намечалось наше грандиозное наступление. Вот так, с флангов, шла пехота, а спереди – мощный лобовой удар танками.
Сельсовет. Непомерно большие, мягкие кресла, большой стол, большие диаграммы, плакаты на стенах…
В кресле, почти утонув в нем, ежится Бронька Пупков. Над ним - строгий предсельсовета, в новенькой военной гимнастерке, при ордене Красной Звезды и трех медалях.
Ну, так што будем делать-то? Бронислав?..
Бронька морщится.
Ну, што, што?
Долго будем историю искажать?
Не «та-а», не «та-а»… Ты скажи прямо: прекратишь это или нет?
Та-а чего там!..
Ничего! Ты дурак или умный? Для чего тебе это надо?
Ну, все, прекратили. Ты у нас один - умница. Еще дураком обзывает…
Кто же ты!
Если ты председатель сельсовета, так тебе можно оскорблять личность? Врежу счас пепельницей… за оскорбление…
Ты историю оскорбляешь!.. Я же тебя счас посадить могу…
Скажет. Интересно, по какой статье?
За искажение истории…
Нет такой статьи.
Один такой - нашел… Найдет он. Сам загудишь раньше меня.
Ну што делать с этой дубиной!.. Неохота ведь сажать-то…
Не сажай.
Ты даешь слово, что прекратишь эту свою глупость?
Даю, даю.
Смотри, Бронислав!..
Когда городские приезжают в эти края поохотиться и спрашивают в деревне, кто бы мог походить с ними, показать места, им говорят:
А вон, Бронька Пупков… он у нас мастак по этим делам. С ним не соскучитесь. - И как-то странно улыбаются.
Бронька (Бронислав) Пупков - еще крепкий, ладно скроенный мужик, голубоглазый, улыбчивый, легкий на ногу и на слово. Ему за пятьдесят, он был на фронте, но покалеченная правая рука - отстрелено два пальца - не с фронта: парнем еще был на охоте, захотел пить (зимнее время), начал долбить прикладом лед у берега. Ружье держал за ствол, два пальца закрывали дуло. Затвор берданки был на предохранителе, сорвался - и один палец отлетел напрочь, другой болтался на коже. Бронька сам оторвал его. Оба пальца - указательный и средний - принес домой и схоронил в огороде. И даже сказал такие слова:
Дорогие мои пальчики, спите спокойно до светлого утра.
Хотел крест поставить, отец не дал. Бронька много скандалил на своем веку, дрался, его часто и нешуточно бивали, он отлеживался, вставал и опять носился по деревне на своем оглушительном мотопеде («педике») - зла ни на кого не таил. Легко жил.
Бронька ждал городских охотников, как праздника. И когда они приходили, он был готов - хоть на неделю, хоть на месяц. Места здешние он знал как свои восемь пальцев, охотник был умный и удачливый.
Городские не скупились на водку, иногда давали деньжат, а если не давали, то и так ничего.
На сколь? - деловито спрашивал Бронька.
Дня на три.
Все будет как в аптеке. Отдохнете, успокоите нервы.
Ходили дня по три, по четыре, по неделе. Было хорошо. Городские люди уважительные, с ними не манило подраться, даже когда выпивали. Он любил рассказывать им всякие охотничьи истории.
В самый последний день, когда справляли отвальную, Бронька приступав к главному своему рассказу.
Этого дня он тоже ждал с великим нетерпением, изо всех сил крепился… И когда он наступал, желанный, с утра сладко ныло под сердцем и Бронька торжественно молчал.
Что это с вами? - спрашивали.
Так, - отвечал он. - Где будем отвальную соображать? На бережку?
Можно на бережку.
…Ближе к вечеру выбирали уютное местечко на берегу красивой стремительной реки, раскладывали костерок. Пока варилась щерба из кабачков, пропускали по первой, беседовали.
Бронька, опрокинув два алюминиевых стаканчика, закуривал…
На фронте приходилось бывать? - интересовался он как бы между прочим. Люди старше сорока почти все были на фронте, но он спрашивал и молодых: ему надо было начинать рассказ.
Это с фронта у вас? - в свою очередь спрашивали его, имея в виду раненую руку.
Нет, я на фронте санитаром был. Да… Дела-делишки… - Бронька долго молчал. - Насчет покушения на Гитлера не слышали?
Слышали.
Не про то. Это когда его свои же генералы хотели кокнуть?
Нет. Про другое.
А какое еще? Разве еще было?
Было. - Бронька подставлял свой алюминиевый стаканчик под бутылку. Прошу плеснуть. - Выпивал. - Было, дорогие товарищи, было. Кха! Вот настолько пуля от головы прошла. - Бронька показывал кончик мизинца.
Когда это было?
Двадцать пятого июля тыща девятьсот сорок третьего года. - Бронька опять надолго задумывался, точно вспоминал свое собственное, далекое и дорогое.
А кто стрелял?
Бронька не слышал вопроса, курил, смотрел на огонь.
Где покушение-то было?
Бронька молчал.
Люди удивленно переглядывались.
Я стрелял, - вдруг говорил он. Говорил негромко, еще некоторое время смотрел на огонь, потом поднимал глаза… И смотрел, точно хотел сказать: «Удивительно? Мне самому удивительно». И как-то грустно усмехался.
Обычно долго молчали, глядели на Броньку. Он курил, подкидывал палочкой отскочившие угольки в костер… Вот этот-то момент и есть самый жгучий. Точно стакан чистейшего спирта пошел гулять в крови.
Вы серьезно?
А как вы думаете? Что я, не знаю, что бывает за искажение истории? Знаю.
Да ну, ерунда какая-то…
Где стреляли-то? Как?
Из «браунинга». Вот так: нажал пальчиком - и пух! - Бронька смотрел серьезно и грустно - что люди такие недоверчивые. Недоверчивые люди терялись.
А почему об этом никто не знает?
Пройдет еще сто лет, и тогда много будет покрыто мраком. Поняли? А то вы не знаете… В этом-то вся трагедия, что много героев остаются под сукном.
Это что-то смахивает на…
Погоди? Как это было?
Бронька знал, что все равно захотят послушать. Всегда хотели.
Разболтаете ведь?
Опять замешательство.
Не разболтаем…
Честное партийное?
Да не разболтаем! Рассказывайте.
Нет, честное партийное? А то у нас в деревне народ знаете какой…
Да все будет в порядке! - Людям уже не терпелось послушать. Рассказывайте.
Прошу плеснуть. - Бронька опять подставлял стаканчик. Он выглядел совершенно трезвым. - Было это, как я уже сказал, двадцать пятого июля сорок третьего года. Кха! Мы наступали. Когда наступают, санитарам больше работы. Я в тот день приволок в лазарет человек двенадцать… Принес одного тяжелого лейтенанта, положил в палату… А в палате был какой-то генерал. Генерал-майор. Рана у него была небольшая - в ногу задело, выше колена. Ему как раз перевязку делали. Увидел меня тот генерал и говорит:
Погоди-ка, санитар, не уходи.
Ну, думаю, куда-нибудь надо ехать, хочет, чтобы я его поддерживал. Жду. С генералами жизнь намного интересней: сразу вся обстановка как на ладони.
Люди внимательно слушают.
Постреливает, попыхивает веселый огонек; сумерки крадутся из леса, наползают на воду; но середина реки, самая быстрина, еще блестит, сверкает, точно огромная длинная рыбина несется серединой реки, играя в сумраке серебристым телом своим.
Ну, перевязали генерала… Доктор ему: «Вам надо полежать!» - «Да пошел ты!» - отвечает генерал. Это мы докторов-то тогда боялись, а генералы-то их не очень. Сели мы с генералом в машину, едем куда-то. Генерал меня расспрашивает. Откуда я родом? Где работал? Сколько классов образования? Я подробно все объясняю: родом оттуда-то (я здесь родился), работал, мол, в колхозе, но больше охотничал. «Это хорошо, - говорит генерал. - Стреляешь метко?» Да, говорю, чтоб зря не трепаться: на пятьдесят шагов свечку из винта погашу. А вот насчет классов, мол, не густо: отец сызмальства начал по тайге с собой таскать. «Ну, ничего, - говорит, - там высшего образования не потребуется. А вот если, - говорит, - ты нам погасишь одну зловредную свечку, которая раздула мировой пожар, то Родина тебя не забудет». Тонкий намек на толстые обстоятельства. Поняли?.. Но я пока не догадываюсь.
Приезжаем в большую землянку. Генерал всех выгнал, а сам все меня расспрашивает. За границей, спрашивает, никого родных нету? Откуда, мол! Вековечные сибирские… Мы от казаков происходим, которые тут недалеко Бой-Катунск рубили, крепость. Это еще при царе Петре было. Оттуда мы и пошли, почесть вся деревня…
Откуда у вас такое имя - Бронислав?
Поп с похмелья придумал. Я его, мерина гривастого, разок стукнул за это, когда сопровождал в ГПУ в тридцать третьем году…
Где это? Куда сопровождали?
А в городе было. Мы его тут коллективно взяли, а в город вести некому. Давай, говорят, Бронька, у тебя на него зуб - веди.
А почему, хорошее ведь имя?
К такому имю надо фамилию подходящую. А я - Бронислав Пупков. Как в армии перекличка, так - смех. А вон у нас Ванька Пупков - хоть бы што.
Генерал расспрашивает…
Да. Ну, расспросил все, потом говорит: «Партия и правительство поручают вам, товарищ Пупков, очень ответственное задание. Сюда, на передовую, приехал инкогнито Гитлер. У нас есть шанс хлопнуть его. Мы, - говорит, - взяли одного гада, который был послан к нам со специальным заданием. Задание-то он выполнил, но сам влопался. А должен был здесь перейти линию фронта и вручить очень важные документы самому Гитлеру. Лично. А Гитлер и вся его шантрапа знают того человека в лицо.»
А при чем тут вы?
Кто с перебивом, тому - с переливом. Прошу плеснуть. Кха! Поясню: я похож на того гада как две капли воды. Ну и - начинается житуха, братцы мои!
Бронька предается воспоминаниям с таким сладострастием, с таким затаенным азартом, что слушатели тоже невольно испытывают приятное, исключительное чувство. Улыбаются. Налаживается некий тихий восторг.
Поместили меня в отдельной комнате тут же, при госпитале, приставили двух ординарцев… Один в звании старшины, а я - рядовой. Ну-ка, говорю, товарищ старшина, подай-ка мне сапоги. Подает. Приказ - ничего не сделаешь, слушается. А меня тем временем готовят. Я прохожу выучку…
Спецвыучку. Об этом я пока не могу распространяться, подписку давал. По истечении пятьдесят лет - можно. Прошло только… - Бронька шевелил губами считал. - Прошло двадцать пять. Но это - само собой. Житуха продолжается! Утром поднимаюсь - завтрак: на первое, на второе, на третье. Ординарец принесет какого-нибудь вшивого портвейного, я его как шугану!.. Он несет спирт, его в госпитале навалом. Сам беру, разбавляю как хочу, а портвейный ему. Так проходит неделя. Думаю: сколько же это будет продолжаться? Ну, вызывает наконец генерал. «Как, товарищ Пупков?» Готов, говорю, к выполнению задания! «Давай, - говорит. - С Богом, - говорит. - Ждем тебя оттуда Героем Советского Союза. Только не промахнись!» Я говорю: если я промахнусь, я буду последний предатель и враг народа! Или, говорю, лягу рядом с Гитлером, или вы выручите Героя Советского Союза Пупкова Бронислава Ивановича. А дело в том, что намечалось наше грандиозное наступление. Вот так, с флангов, шла пехота, а спереди - мощный лобовой удар танками.
Глаза у Броньки сухо горят, как угольки поблескивают. Он даже алюминиевый стаканчик не подставляет - забыл. Блики огня играют на его суховатом правильном лице - он красив и нервен.
Не буду говорить вам, дорогие товарищи, как меня перебросили через линию фронта и как я попал в бункер Гитлера. Я попал! - Бронька встает. - Я попал!.. Делаю по ступенькам последний шаг - и оказываюсь в большом железобетонном зале. Горит яркий электрический свет, масса генералов… Я быстро ориентируюсь: где Гитлер? - Бронька весь напрягся, голос его рвется, то срывается на свистящий шепот, то неприятно, мучительно взвизгивает. Он говорит неровно, часто останавливается, рвет себя на полуслове, глотает слюну…
Сердце вот тут… горлом лезет. Где Гитлер?! Я микроскопически изучил его лисиную мордочку и заранее наметил куда стрелять - в усики. Я делаю рукой «Хайль, Гитлер!» В руке у меня большой пакет, в пакете - «браунинг», заряженный разрывными отравленными пулями. Подходит один генерал, тянется к пакету: давай, мол. Я ему вежливо - ручкой: миль пардон, мадам, только фюреру. На чистом немецком языке говорю: фьюрер! - Бронька сглотнул. - И тут… вышел он. Меня как током дернуло… Я вспомнил свою далекую родину… Мать с отцом… Жены у меня тогда еще не было… - Бронька некоторое время молчит, готов заплакать, завыть, рвануть на груди рубаху… - Знаете, бывает: вся жизнь промелькнет в памяти… С медведем нос к носу - тоже так. Кхе!..
Ну? - тихо спросит кто-нибудь.
Он идет ко мне навстречу. Генералы все вытянулись по стойке «смирно»… Он улыбается. И тут я рванул пакет… Смеешься, гад! Дак получай за наши страдания!.. За наши раны! За кровь советских людей!.. За разрушенные города и села! За слезы наших жен и матерей!.. - Бронька кричит, держит руку, как если бы он стрелял. Всем становится не по себе. - Ты смеялся?! А теперь умойся своей кровью, гад ты ползучий!!! - Это уже душераздирающий крик. Потом гробовая тишина… И шепот, торопливый, почти невнятный: - Я стрелил…
Бронька роняет голову на грудь, долго молча плачет, оскалился, скрипит здоровыми зубами, мотает безутешно головой. Поднимает голову - лицо в слезах. И опять тихо, очень тихо, с ужасом говорит:
Я промахнулся.
Все молчат. Состояние Броньки столь сильно действует, удивляет, что говорить что-нибудь - нехорошо.
Прошу плеснуть, - тихо, требовательно говорит Бронька. Выпивает и уходит к воде. И долго сидит на берегу один, измученный пережитым волнением. Вздыхает, кашляет. Уху отказывается есть.
…Обычно в деревне узнают, что Бронька опять рассказывал про «покушение».
Домой Бронька приходит мрачноватый, готовый выслушать оскорбления и сам оскорблять. Жена его, некрасивая толстогубая баба, сразу набрасывается:
Чего как пес побитый плетешься? Опять!..
Пошла ты!.. - вяло огрызается Бронька. - Дай пожрать.
Тебе не пожрать надо, не пожрать, а всю голову проломить безменом! орет жена. - Ведь от людей уж прохода нет!..
Значит, сиди дома, не шляйся.
Нет, я пойду счас!.. Я счас пойду - в сельсовет, пусть они тебя, дурака, опять вызовут! Ведь тебя, дурака беспалого, засудют когда-нибудь! За искажение истории…
Не имеют права: это не печатная работа. Понятно? Дай пожрать.
Смеются, в глаза смеются, а ему… все Божья роса. Харя ты неумытая, скот лесной!.. Совесть-то у тебя есть? Или ее всю уж отшибли? Тьфу - в твои глазыньки бесстыжие! Пупок!..
Бронька наводит на жену строгий, злой взгляд. Говорит негромко, с силой:
Миль пардон, мадам… счас ведь врежу!..
Жена хлопает дверью, уходит прочь - жаловаться на «лесного скота».
Зря она говорит, что Броньке - все равно. Нет. Он тяжело переживает, страдает, злится… И дня два пьет дома. За водкой в лавочку посылает сынишку-подростка.
Никого там не слушай, - виновато и зло говорит сыну. - Возьми бутылку, и сразу домой.
Его опять вызывают в сельсовет, совестят, грозятся принять меры… Трезвый Бронька, не глядя председателю в глаза, говорит сердито, невнятно:
Да ладно!.. Да брось ты! Ну?.. Подумаешь!..
Потом выпивает в лавочке «банку», маленько сидит на крыльце - чтоб «взяло», встает, засучивает рукава и объявляет громко:
Ну, прошу! Кто? Если малость изувечу, прошу не обижаться. Миль пардон!..
А стрелок он правда - редкий.
УРОКИ ПО ТВОРЧЕСТВУ В. М. ШУКШИНА.
«ДЕРЕВЕНСКАЯ ПРОЗА»: ИСТОКИ, ПРОБЛЕМЫ, ГЕРОИ.
ГЕРОИ ШУКШИНА.
Цель уроков: дать представление о «деревенской» прозе; познакомить с творчеством (обзор).
Оборудование уроков: портреты писателей; возможны фрагменты фильма «Калина красная», компьютерная презентация учащегося.
Методические приемы: лекция; аналитическая беседа.
Ход урока.
I. Слово учителя.
Произведения, явившиеся этапными в «оттепельное» время, стали импульсом к развитию новых направлений в литературе: «деревенской прозы», «городской» или «интеллектуальной» прозы. Эти названия условны, однако прижились в критике и в читательской среде и сформировали устойчивый круг тем, который разрабатывался писателями в 60-80-е годы.
В центре внимания писателей-«деревенщиков» была послевоенная деревня, нищая и бесправная (колхозники до начала 60-х годов не имели даже собственных паспортов и без специального разрешения не могли покидать «место прописки»). Сами писатели были в основном выходцами из деревни. Сутью же этого направления было возрождение традиционной нравственности. Именно в русле «деревенской прозы» сложились такие большие художники, как Василий Белов, Валентин Распутин, Василий Шукшин, Виктор Астафьев, Федор Абрамов, Борис Можаев. Им близка культура классической русской прозы, они восстанавливают традиции сказовой русской речи, развивают то, что было сделано еще «Крестьянской литературой» 20-х годов. Поэтика «деревенской прозы» была ориентированна на поиск глубинных основ народной жизни, которые должны были заменить дискредитировавшую себя государственную идеологию.
После того как крестьянство получило наконец паспорта и смогло самостоятельно выбирать себе место проживания, начался массовый отток населения, особенно молодого, из сельской местности в города. Оставались полупустые, а то и вовсе обезлюдившие деревни, где царили вопиющая бесхозяйственность и почти повальное пьянство среди оставшихся жителей. В чем причина таких бед? Ответ на этот вопрос писатели-«деревенщики» видели в последствиях военных лет, когда силы деревни были надорваны, в «лысенковщине», изуродовавшей естественные пути ведения сельского хозяйства . Главная же причина раскрестьянивания проистекла из «Великого перелома» («перелома хребта русского народа», по определению) – насильственной коллективизации . «Деревенская проза» дала картину жизни русского крестьянства в XX веке, отразив главные события, повлиявшие на его судьбу: октябрьский переворот и гражданскую войну, военный коммунизм и нэп, коллективизацию и голод, колхозное строительство и индустриализацию, военные и послевоенные лишения, всевозможные эксперименты над сельским хозяйством и нынешнюю его деградацию. Она продолжила традицию раскрытия «русского характера», создала ряд типов «простых людей». Это и шукшинские «чудики», и распутинские мудрые старухи и опасные в своем невежестве и вандализме «архаровцы», и многотерпеливый беловский Иван Африканович.
Горький итог «деревенской прозы» подвел Виктор Астафьев: «Мы отпели последний плач – человек пятнадцать нашлось плакальщиков о бывшей деревне. Мы и воспевали ее одновременно. Как говорится, восплакали хорошо, на достойном уровне, достойном нашей истории, нашей деревне, нашего крестьянства. Но это кончилось. Сейчас идут жалкие подражания книгам, которые были созданы двадцать-тридцать лет назад. Подражают те наивные люди, которые пишут про уже угасшую деревню. Литература теперь должна пробиваться через асфальт».
Один из талантливейших писателей, писавших о людях и проблемах деревни, - Василий Макарович Шукшин.
II. Выступление заранее подготовленного ученика. Биография (компьютерная презентация с включением семейных фотографий, отрывков из кинофильмов).
Василий Шукшин родился в небольшом алтайском селе Сростки. Отца своего он не помнил, поскольку незадолго до рождения сына тот был репрессирован. Долгие годы Шукшин ничего не знал о его судьбе и лишь незадолго до собственной смерти увидел его фамилию в одном из списков расстрелянных. В то время его отцу было всего двадцать два года.
Мать осталась с двумя маленькими детьми и вскоре снова вышла замуж. Отчим оказался добрым и любящим человеком. Однако и он недолго жил с женой и растил детей: через несколько лет началась война, отчим ушел на фронт, а в 1942 году погиб.
Еще не окончив школу, Василий Шукшин начал работать в колхозе, а затем отправился на заработки в Среднюю Азию. Некоторое время он учился в Бийском автомобильном техникуме, но был призван в армию и сначала служил в Ленинграде, где прошел курс молодого бойца в учебном отряде, а затем был направлен на Черноморский флот. Два года будущий писатель провел в Севастополе. Все свободное время он посвящал чтению, потому что именно тогда решил стать писателем и актером. В глубокой тайне даже от близких друзей он начал писать.
Флотская служба закончилась неожиданно: Шукшин заболел и был демобилизован по состоянию здоровья. Так после шестилетнего отсутствия он вновь оказался в родном доме. Поскольку врачи запретили ему заниматься тяжелой физической работой, Шукшин стал учителем в сельской школе, а немного позже и ее директором.
Как раз в это время в районной газете «Боевой клич» появляются его первые статьи и небольшие рассказы. Но по мере взросления Шукшин все отчетливее понимал, что необходимо получить более систематическое и глубокое образование, и в 1954 году поехал в Москву, чтобы поступить во ВГИК. Там ему снова повезло: он был принят в мастерскую известного режиссера М. Ромма. Режиссерский факультет ВГИКа Шукшин закончил в 1960 году. Уже с третьего курса Шукшин начал сниматься в кино. Всего актер снялся более чем в 20 фильмах, пройдя путь от типажных образов «людей из народа» к ярким экранным портретам своих современников, людей принципиальных и целеустремленных. Таким Шукшин показывает целинного шахтера Степана в фильме 1962 года «Аленка», директора комбината Черных в фильме «У озера», который был удостоен Государственной премии СССР. Не менее запоминающимися стали в исполнении Шукшина и другие образы – крестьянина Ивана Расторгуева в картине «Печки-лавочки» и солдата Лопатина в фильме «Они сражались за Родину». А за год до этого Шукшин сыграл свою, пожалуй, самую пронзительную роль – Егора Прокудина в фильме «Калина красная», который получил главный приз на Международном кинофестивале в Москве. Последний образ стал своеобразным итогом всей творческой деятельности художника, поскольку в нем Шукшину удалось раскрыть постоянно волнующие его темы, и прежде всего тему нравственного долга, вины и расплаты. В 1958 году в журнале «Смена» был напечатан первый рассказ Шукшина «Сельские жители», который дал название сборнику, появившемуся через несколько лет. Его героями стали люди, которых он хорошо знал, - жители небольших деревень, шоферы, студенты. С едва заметной иронией Шукшин рассказывает об их непростой жизни. Но даже каждый незначительный случай становится поводом для глубоких раздумий автора. Любимыми героями писателя были так называемые «чудики» - люди, которые сохранили в себе детскую непосредственность мировосприятия. В 1964 году выходит на экран первая большая картина Шукшина «Живет такой парень», в которой он также был сценаристом, режиссером и исполнителем главной роли. Она принесла Шукшину международную известность и была удостоена приза «Золотой Лев святого Марка» на Венецианском кинофестивале. Фильм обратил на себя внимание критики и зрителей свежестью, юмором, обаятельным образом молодого героя – алтайского шофера Пашки Колокольникова. Продолжая работать одновременно в кинематографе и литературе, Шукшин совмещает несколько профессий: актера, режиссера, писателя. И все они оказываются для него равнозначными; можно сказать, что писательская и кинематографическая деятельность Шукшина взаимодополняют друг друга. Он пишет практически на одну и ту же тему, рассказывая в основном о простом сельском жителе, талантливом непритязательном, немного непрактичном, который не заботится о завтрашнем дне, живет только сегодняшними проблемами и никак не вписывается в мир техники и урбанизации. Вместе с тем Шукшину удалось точно отразить социальные и общественные проблемы своего времени, когда шли интенсивные перемены в сознании людей. Наряду с такими известными писателями, как В. Белов и В. Распутин, Шукшин вошел в плеяду так называемых деревенских писателей, обеспокоенных тем, как сохранить традиционный уклад как систему нравственных ценностей. Те проблемы, которые наметились в его небольших рассказах и повестях, находят отражение и в фильмах Шукшина. В 1966 году вышла картина «Ваш сын и брат», которая была удостоена Государственной премии РСФСР, в 1970 году появился другой его фильм на ту же тему – «Странные люди», а еще через два года Шукшин снял свой знаменитый фильм «Печки-лавочки», в котором интеллигенция, может быть, впервые за все последние годы открыла для себя нравственный мир простого человека. Кроме того, в этих своих фильмах Шукшин продолжал социальный и психологический анализ тех процессов, которые шли в то время в обществе. Кинодраматургия Шукшина тесно связана с его прозой, персонажи рассказов часто переходили в сценарии, всегда сохраняя народную разговорную речь, достоверность и подлинность ситуаций, емкость психологических характеристик. Стилю Шукшина как режиссера присущи лаконичная простота, ясность выразительных средств в сочетании с поэтическим изображением природы, особой ритмикой монтажа. Вне реализованном сценарии фильма о Степане Разине, позднее переработанном в роман «Я пришел дать вам волю» Шукшин попытался дать более широкий взгляд на проблемы, волнующие его народ и обратился к исследованию характера народного вождя, причин и следствий «русского бунта». Здесь Шукшин тоже сохранил острую социальную направленность, и многие прочитывали намек на возможный бунт против государственной власти. Не меньший резонанс вызвал и еще один, последний фильм Шукшина, поставленный по его же киноповести, вышедшей тремя годами раньше, - «Калина красная», в котором писатель рассказал трагическую историю бывшего преступника Егора Прокудина. В этой картине Шукшин сам сыграл главную роль, а его возлюбленную – Лидия Федосеева, его жена. Литературный талант, актерский дар и стремление жить по правде роднили Василия Шукшина с его другом Владимиром Высоцким. К сожалению, породнила их и ранняя смерть. Последней повестью и последним фильмом Шукшина стала «Калина красная» (1974г.). Он умер 2 октября 1974 года во время съемок фильма С. Бондарчука «Они сражались за Родину». Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.
В 1976 году за свою работу в кино Шукшин был удостоен Ленинской премии
III. Беседа по рассказам В. Шукшина.
- Какие рассказы В. Шукшина вы читали?
- Какие традиции продолжил в своем творчестве Шукшин?
В развитии жанра короткого рассказа был продолжателем традиций. Художественной целью изображения цепи комических эпизодов, происходящих с героем, являлось раскрытие его характера. Главными выразительными средствами становились, так же, как в чеховских произведениях, емкая эмоционально окрашенная деталь и драматизация повествования с использованием чужой речи в диалогах. Сюжет построен на воспроизведении кульминационных, «самых жгучих», долгожданных моментов, когда герою предоставляется возможность в полной мере проявить свою «особенность». Новаторство связано с обращением к особому типу – «чудикам», вызывающим неприятие окружающих своим стремлением жить в соответствии с собственными представлениями о добре, красоте, справедливости.
Человек в рассказах В. Шукшина часто не удовлетворен своей жизнью, он чувствует наступление всеобщей стандартизации , скучной обывательской усредненности и пытается выразить собственную индивидуальность, обычно несколько стандартными поступками. Таких шукшинских героев называют «чудиками».
- Какие «чудики» вам запомнились ?
Герой ранних рассказов Шукшина, повествующих о «случаях из жизни», - простой человек, вроде Пашки Холманского («Классный водитель»), странный, добрый, часто непутевый. Автор любуется самобытным человеком из народа, умеющим лихо работать, искренне и простодушно чувствовать. Макаров, рецензируя сборник «Там, вдали» (1968), писал о Шукшине: «Он хочет пробудить у читателя интерес к этим людям и их жизни, показать, как, в сущности, добр и хорош простой человек, живущий в обнимку с природой и физическим трудом, какая это притягательная жизнь, несравнимая с городской, в которой человек портится и черствеет».
Со временем образ героя усложняется, и отношение автора к героям несколько меняется – от любования до сопереживания, сомнения, философского размышления. Алеша Бесконвойный отвоевывает себе в колхозе право на нерабочую субботу, чтобы посвящать ее бане. Только в этот «банный» день он может принадлежать себе, может наедине с собой предаваться воспоминаниям, размышлениям, мечтам. В нем открывается умение замечать в малом, в заурядных подробностях быта красу бытия . Сам процесс постижения бытия составляет главную радость Алеши: «Вот за что и любил Алеша субботу: в субботу он так много размышлял, вспоминал, думал, как ни в какой другой день».
Поступки шукшинских героев часто оказываются чудачеством. Иногда оно бывает добрым и безобидным, вроде украшения детской коляски журавликами, цветочками, травкой-муравкой («Чудик») и никому, кроме самого героя, проблем не приносит. Иногда же чудачества отнюдь не безвредны. В сборнике «Характеры» впервые прозвучало предостережение писателя от странных, разрушительных возможностей, которые таятся в сильной натуре, не имеющей высокой цели.
«Упорный» изобретает на досуге вечный двигатель, другой герой на сбереженные, сэкономленные деньги покупает микроскоп и мечтает придумать средство против микробов, некоторые герои философствуют, пытаясь переплюнуть, «срезать» «городских». Желание «срезать», обхамить, унизить человека, чтобы возвыситься над ним («Срезал») – последствие неутоленного самолюбия, невежества, имеющего страшные последствия. Часто деревенские жители больше не видят смысла своего существования в работе на земле, как их предки, и либо уезжают в города, либо занимаются изобретением «вечных двигателей», писанием «рассказов» («Раскас»), либо, вернувшись после «отсидки», не знают, как теперь жить на воле.
Это не «Чудаки», далекие от реальности, живущие в идеальном мире, а именно «чудики», живущие в реальности, но стремящиеся к идеальному и не знающие, где его искать, куда девать накопившуюся в душе силу.
- О чем думают, размышляют шукшинские герои?
Героев Шукшина занимают «главные» вопросы: « Для чего, спрашивается, мне жизнь была дадена?” (“Один”), «Зачем дана была эта непосильная красота?» («Земляки»), «Что в ней за тайна, надо ее жалеть, например, или можно помирать спокойно – ничего тут такого особенного не осталось?» («Алеша Бесконвойный»). Часто герои находятся в состоянии внутреннего разлада: «Ну и что?- сердито думал Максим. – Также было сто лет назад. Что нового-то? И всегда так будет…А зачем?» («Верую»). Душа переполняется тревогой, болит оттого, что живо чувствует все вокруг, силится найти ответ. Матвей Рязанцев («Думы») называет это состояние «хворью», но хворью «желанной» – «без нее чего-то не хватает».
- В чем, по Шукшину, «мудрость жизни»?
Шукшин ищет источники мудрости в историческом и житейском опыте народа, в судьбах стариков. У старого шорника Антипа («Одни») вечную потребность в красоте не могут подавить ни голод, ни нужда. Председатель колхоза Матвей Рязанцев прожил достойную трудовую жизнь, но все сожалеет о каких-то непрочувствованных радостях и горестях («Думы»). Письмо старухи Кандауровой («Письмо») – итог большой крестьянской жизни, мудрое поучение: «Ну, работай, работай, а человек же не каменный. Да если его приласкать, он же в три раза больше сделает. Любая животина любит ласку, а человек – тем более». Трижды повторяется в письме одна мечта, одно желание: «Ты живи да радуйся, да других радуй», «Она мне дочь родная, у меня душа болит, мне тоже охота, чтоб она порадовалась на этом свете», «Я хоть порадываюсь на вас». Старуха Кандаурова учит умению чувствовать красоту жизни, умению радоваться и радовать других, учит душевной чуткости и ласке. Вот те высшие ценности, к которым она пришла через тяжелый опыт.
IV. Слово учителя.
Образ старухи Кандауровой – один из многих образов шукшинских матерей, воплощающих любовь, мудрость, самоотдачу, сливающихся в образ «земной божьей матери» («На кладбище»). Вспомним рассказ «Материнское сердце», в котором мать защищает перед всем миром своего непутевого сына, единственную ее отраду; рассказ «Ванька Тепляшин», где герой, попав в больницу, почувствовал себя одиноким, затосковал, и обрадовался, как ребенок, увидев мать: «Каково же было его удивление, радость, когда он в этом мире внизу вдруг увидел свою мать…Ах, родная ты, родная!». Это и голос самого автора, который всегда с огромной любовью, нежностью, благодарностью и в то же время с чувством какой-то вины пишет о Матери. Вспомним сцену свидания Егора Прокудина с матерью (если возможно, посмотреть кадры из фильма «Калина красная»). Мудрость старухи Кандауровой согласуется с простором и покоем в окружающем мире: «Вечерело. Где-то играли на гармошке…»; «Гармонь все играла, хорошо играла. И ей подпевал негромко незнакомый женский голос»; «Господи, - думала старуха, - хорошо, хорошо на земле, хорошо». Но состояние покоя в рассказах Шукшина неустойчиво и недолго, оно сменяется новыми тревогами, новыми размышлениями, новыми поисками гармонии, согласится с вечными законами жизни.
V. Анализ рассказов «Чудик» и «Миль пардон, мадам!»
Рассказ «Чудик! (1967).
- Каким мы видим главного героя рассказа?
Герой рассказа, названием которого стало его прозвище («Жена называла его «Чудик». Иногда ласково»), выделяется из своей среды. Прежде всего, « с ним постоянно что-нибудь случалось», он «то и дело влипал в какие-нибудь истории». Это не были общественно значимые поступки или авантюрные приключения. «Чуди» страдал от мелких происшествий, вызванных его собственными оплошностями.
- Приведите примеры таких происшествий и оплошностей.
Собираясь на Урал навестить семью брата, выронил деньги («…пятьдесят рублей, полмесяца работать надо») и, решив, что «хозяина бумажки нет», «легко, весело» пошутил для «этих, в очереди»: «Хорошо живете, граждане! У нас, например, такими бумажками не швыряются». После этого он не смог «пересилить себя», чтобы забрать «проклятую бумажку».
Желая «приятное сделать» невзлюбившей его снохе, Чудик разрисовал коляску маленького племянника так, что ее стало «не узнать». Она, не поняв «народного творчества», «расшумелась» так, что ему пришлось уехать домой. Помимо этого, с героем случаются и другие недоразумения (рассказ о «грубом, бестактном» поведении «пьяного дурака» из деревни за рекой, которому не поверил «интеллигентный товарищ»; поиск искусственной челюсти «лысого читателя» газеты в самолете, отчего у того даже лысина побагровела; попытка послать жене телеграмму, которую «строгой, сухой» телеграфистке пришлось полностью исправить), выявляющие несоответствие его представлений привычной логике.
- Как реагируют на его «выходки» окружающие?
Его стремление сделать жизнь «повеселее» наталкивается на непонимание окружающих. Иногда он «догадывается», что исход будет таким, как в истории со снохой. Зачастую «теряется», как в случае с соседом в самолете или с «интеллигентным товарищем» в поезде, - Чудик повторяет слова «женщины с крашенными губами», которой «поддакивал» мужчина в шляпе из районного города, но у него они почему-то выходят неубедительными. Его недовольство всегда обращается на самого себя («Он не хотел этого, страдал…», «Чудик, убитый своим ничтожеством…», «Да почему же я такой есть-то»), а не на жизнь, которую он не в силах переделать.
Все эти черты не имеют мотивировки, они присущи герою изначально, обуславливая своеобразие его личности. Напротив, профессия отображает внутреннее стремление вырваться из реальности («Он работал киномехаником в селе»), а мечты произвольны и несбыточны («Горы облаков внизу…упасть в них, в облака, как в вату»). В прозвище героя выявляется не только его «чудачество», но и желание чуда. В этой связи заостряется характеристика действительности как тусклой, злой обыденности («сноха…спросила зло…», «Не понимаю; зачем они стали злые?»).
В соотношении с внешним миром выстраивается ряд антитез, в которых на стороне героя (в противоположность «досадным происшествиям», от которых «горько», «больно», «страшно») оказываются признаки чистой, простодушной, творческой натуры «сельского жителя». «За живое» Чудика задевают сомнения в том, что «в деревне-то люди лучше, незанозистее», «один воздух чего стоит!.. до того свежий да запашистый, травами разными пахнет, цветами разными…», что там «теплая…земля» и свобода. От которой его «дрожащий», «тихий» голос звучит «громко».
- Почему имя главного героя мы узнаем только в конце рассказа?
Обрисовка индивидуальности героя сочетается с авторским стремлением к обобщению: его прозвище не случайно (имя и возраст называются напоследок как незначительная характеристика: «Звали его – . Было ему тридцать девять лет от роду»): в нем выражено своеобразие народных представлений о личности. «Чудик» – вариация «дурацкой» сущности национальной натуры, созданная с использованием комических элементов.
Рассказ «Миль пардон, мадам!» (1968).
- Каков жанр этого рассказа ?
По жанру это рассказ в рассказе.
- Каков главный герой рассказа ?
Характер главного героя полон несоответствий. Даже его имя Бронислав, «с похмелья» придуманное местным попом, противоречит простой русской фамилии Пупков. Потомок казаков, что «крепость Бий-Катунск рубили», он, и «крепкий», и «ладно скроенный мужик», «стрелок…редкий», но эти качества не находят применения в жизни. На войне ему не пришлось проявить их в сражениях, так как он «на фронте санитаром был». В обыденной реальности необыкновенная натура героя сказывается в том, что он «много скандалил», дрался «нешуточно», «носился по деревне на своем оглушительном мотопеде» и пропадал с «городскими» в тайге – был «мастак по этим делам», «охотник… умный и удачливый». На взгляд окружающих, эти противоречия «странные», дурацкие, смешные («Как в армии перекличка – так смех», «Смеются, в глаза смеются…»). Сам он тоже обычно «хохмит», «скоморошничает» перед людьми, да и в душе «зла ни на кого не таит», живет «легко». Невиданная в этом «голубоглазом, улыбчивом» мужике внутренняя «трагедия» становится очевидной только из его собственного рассказа, своеобразной исповеди, в которой желаемое выдается за действительно бывшее.
- О чем рассказ Пупкова и как его воспринимают слушатели?
– явная выдумка, что очевидно и для односельчан («Его…несколько раз вызывали в сельсовет, совестили, грозили принять меры…»), и для случайных слушателей («Вы серьезно?…Да ну, ерунда какая-то…»). Да и сам он, в очередной раз «под банкой» рассказав придуманную им историю, после этого «тяжело переживал, страдал, злился, чувствовал себя «виноватым». Но каждый раз это становилось «праздником», событием, которого он «ждал с великим нетерпением», от чего «с утра сладко ныло под сердцем». Случай, о котором повествует Бронька Пупков (покушение на Гитлера, где он играл главную роль), подтвержден достоверными подробностями (встреча с генерал-майором в палате «лазарета», куда герой «принес одного тяжелого лейтенанта», «подписка» о неразглашении сведений о «спецвыучке»), психологической конкретикой (ненависть к «лисьей мордочке» Гитлера; ответственность за «Далекую Родину»). Не обходится и без фантастических деталей (два ординарца», «один-в звании старшины»; «житуха» на «спецвыучке» со спиртом и «портвейным»; обращение к Гитлеру «на чистом немецком языке »), что напоминает вранье Хлестакова – героя «Ревизора» .
- С какой целью, на ваш взгляд, Бронька снова и снова рассказывает свою небылицу?
Сочиненная им небылица – это «искажение» реальности. В действительности у него, потомка сибирских казаков, ставшего не героем, а жертвой истории, жалкая участь: пьянство, драки, ругань «некрасивой, толстогубой» жены, проработки в сельсовете, «странные» улыбки односельчан по поводу его фантазий. И все же «торжественный», «самый жгучий» момент рассказа про «покушение» наступает снова, и на несколько минут он погружается
в «желанную» атмосферу подвига, «дел», а не «делишек». Тогда и его обычное присловье, ставшее названием рассказа, обретает иной смысл, заключая в себе иронию по отношению к обыденности, которой оказывается не под силу изменить внутреннее содержание личности.
МУНИЦИПАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
ГИМНАЗИЯ
Читательская конференция в 9 классах .
«Деревенская проза»: истоки, проблемы, герои.
Герои.
Подготовили и провели:
ученики 9 -10 классов: Кочарян Ольга, Кушнерюк Мария, Мельниченко Александр, Брухаль Инга.
